В честь Богоявления Господня в старой Москве был возведен храм, прошедший исторический путь от приходской церкви местных ямщиков до кафедрального патриаршего собора. Он был построен по образу храма Христа Спасителя и разделил с ним его судьбу, оставив после себя много загадок.  

«Дорого, да мило!» 

Храм появился в древней московской местности, связанной с именами святого Александра Невского, его сына московского князя Даниила и новгородского боярина Ивана Дорогомилова. Известно, что Дорогомиловым изначально называлась местность на левом берегу реки, в конце Девичьего поля около Плющихи, где по преданию, благоверный князь Александр Невский будто бы основал первый московский монастырь – пещерный Саввин, вероятно, по образу пещерного Сионского монастыря в Иерусалиме, как считал великий историк московского градостроительства М.П. Кудрявцев. По его мнению, основателем Дорогомилова и стал Александр Невский, а от его монастыря теперь осталось имя местного Саввинского переулка. Другие историки относят реальное появление этой обители к более позднему времени – XV веку. А честь основания первого в Москве монастыря отдают святому князю Даниилу Московскому. Он и пожаловал эти земли в вотчину верному боярину своего отца Ивану Дорогомилову. Возможно, что этот боярин пришел с ним в Москву после того, как юный князь Даниил получил Москву в удел. Ученые выдвинули версию, что его фамилия явилась от прозвища «дорогомилый», то есть высокоценимый и любимый человек. 

В середине XVI века Дорогомиловым уже называлась местность на правом берегу Москвы-реки. Прежде это была пустынная земля. Во время великой кремлевской стройки Ивана III сюда были перенесены останки захороненных в Кремле, а на месте их прежних могил разбили сады, что вызвало гнев знаменитого Новгородского архиепископа Геннадия, назвавшего этот поступок «нечестью государскою». Освоение же этой местности началось, когда Иван Грозный устроил здесь, у Смоленской дороги, Дорогомиловскую слободу ямщиков – она была всего лишь второй по древности в Москве после Тверской ямской слободы. Оттого и появились сказки о «ямщицком» происхождении имени местности. 

Первая легенда гласит, что дорога здесь была на редкость гладкой, ровной, накатанной, в общем, «милой» дорогой. Она доставляла такое удовольствие путникам, что они только радовались поездкам: «Дорого-мило»! Другая легенда не менее романтична. Дорога, дескать, была удобной для езды, местные ямщики умели возить ровно и быстро, зато заламывали очень высокую цену за свои услуги, но это не расстраивало седоков: «Дорого, да мило!» Так будто и повелось – «Дорогомилово». Но, конечно же, это было заимствованием названия более древней местности на противоположном, левом берегу Москвы-реки. 

Итак, история правобережного Дорогомилова началась с основания ямской слободы. Тогда же, в середине XVI века, на ее главной улице появилась деревянная церковь Богоявления Господня, с приделом святителя Николая Чудотворца, ставшая приходской для местных ямщиков и потому получавшая ругу – казенное содержание. Как и все Богоявленские храмы, она была традиционно построена у воды, близ Москвы-реки: в престольный праздник на реке устраивалась «иордань», и к ней из храма торжественно направлялся крестный ход. С тех же давних пор повелась традиция, продержавшаяся до самой революции: в храме служили преимущественно ранние обедни, ибо так было удобнее его прихожанам – трудящимся. 

Чтобы правильно понять историю этого храма, надо знать, что представляли собой московские ямщики. 

Во-первых, это были государевы люди. Думать, что ямщик в древней Москве был простым извозчиком, значит глубоко заблуждаться. Ямщик был не просто уважаемым человеком, ямщик состоял на государевой службе со всеми обязанностями и привилегиями, поскольку конный транспорт был единственным видом сухопутного сообщения в древней России. Однако систему ямской гоньбы – гордость средневековой Московии – Московское государство позаимствовало у татаро-монголов, где ее ввел сам Чингисхан, а он в свою очередь перенял ее из Китая, чтобы наладить сообщение с покоренными обширными землями. 

Поработив Русь, татары возложили на покоренное население ямскую повинность, заставив развозить ханских чиновников в разные места и поставлять для того лошадей. Татарское слово «ямчи» означало «проводник», и у русских превратилось в «ямщика», а «ямом» именовалась как сама дорога, так и промежуточная станция на ней – постоялый двор, где меняли лошадей и останавливались на отдых. Участки дороги между станциями именовались «гонами». 

Сначала ямщиков поочередно выбирали из тягловых крестьян для отбывания ямской повинности, но со времени Ивана III, когда к Москве стали активно присоединяться удельные княжества и потребовалось налаженное сообщение, статус ямщика резко повысился. Отныне ямщики освобождались от всех остальных повинностей и податей, исполняя гоньбу как государеву повинность. В первой половине XVI века ямщиков стали оделять земельными владениями, и каждый ямщик взамен должен был содержать три лошади, а кто получал большее жалование – и по шесть лошадей. Развозили они поначалу только чиновников, государевых гонцов по казенной надобности, иностранных послов и грузы, а потом уже и частных лиц. 

Одно время ямским делом управлял боярин Пушкин, предок поэта. При Иване Грозном уже был создан Ямской приказ, находившийся в Кремле на Ивановской площади. Поскольку ямская гоньба стала государственной службой, для ямщиков была введена форма вроде стрелецкой, с эмблемой в виде двуглавого орла. А ямщицкое дело стало профессиональным. Вместо поочередного исполнения ямской повинности появились «ямские охотники», то есть крестьяне, пожелавшие избрать гоньбу своим постоянным занятием. В них шли люди зажиточные, грамотные, с доброй репутацией и только с поручительством односельчан и священника о том, что сей охотник «человек добр и семьянист, и животом прожиточен, и государеву ямскую гоньбу ему гонять мочно». Назначенные ямщики давали клятву честно нести службу, не пить, не играть в карты (которые появились у нас при Иване Грозном) и не совершать преступления против государства – уж очень выгодна была эта служба. Община же не только освобождала их от всех других повинностей и даже от рекрутчины, но и оказывала им всяческую денежную и продовольственную «подмогу». Постоянных ямщиков и селили в ямских слободах. Чтобы ямщика приняли в слободу, требовалось новое поручительство, на сей раз его сослуживцев, что он не будет воровать и причинять убыток. Ямщицкая служба была крайне ответственной. За невыход на работу следовало наказание, особенно если речь шла об обслуживании дипломатических миссий, за потерю царской грамоты – смертная казнь, а за успехи – чарка водки, не считая жалования. Когда при первом Романове Ямской приказ возглавил князь Дмитрий Пожарский, профессиональные ямщики стали зачисляться в разряд служилых людей. И Соборное уложение 1649 года установило за оскорбление ямщика штраф в размере 5 рублей. 

В Москве было несколько ямских слобод у главных трактов – Рогожская, Коломенская, Переяславская. Все они устраивались на самых окраинах города и назывались «далекие концы». Ямщикам в вечное владение отдавались обширные земли под слободскую застройку, под пашни, сенокосы, луга и огороды. Взамен ямщики были обязаны защищать город при нашествии неприятеля как посадские жители, однако их освободили от уплаты посадских податей и от участия в городских работах. Вот таким был старинный русский ямщик. 

Вторая особенность кроется в том, что московские ямщики москвичами в большинстве своем не были, это были переселенцы из тех самых пунктов, куда осуществлялась гоньба, ибо от них требовалось хорошее знание дороги. В Тверской слободе это были тверичане, псковичи и новгородцы, в Дорогомиловской же поселились жители села Вязем. Смоленская дорога была в ту пору очень оживленной. По ней ездили в Западную Европу, на Балтику, в Литву и Смоленск, и это очень сильно повлияло на благосостояние ее жителей. Дорогомиловские ямщики были самыми зажиточными среди своих московских «сослуживцев». Другая причина их достатка крылась в местных вольностях, небывалых для других ямщиков. Несмотря на категорический запрет властей заниматься торговлей и промыслами, они открыто держали в Дорогомилове собственные лавки, иногда и вовсе забывая о гоньбе. Разбогатевшие возницы давали беднякам деньги в долг и в качестве уплаты заставляли их «гонять» вместо себя. Иные ямщики, записавшись в «сенные истопники» царевны Наталии Алексеевны, получили надежное прикрытие для своих торговых занятий.

Все это привело к тому, что дорогомиловские ямщики быстро сумели построить себе каменный храм на месте деревянного, да еще и в те годы, когда каменное строительство в Москве было запрещено известным петровским указом, и весь камень вместе с архитекторами забирал себе юный Петербург. Прошение о строительстве каменного храма для дорогомиловских ямщиков было подано в 1712 году, но в связи с указанными трудностями он был построен к 1727 году.

Дорогомилово к тому времени уже немало повидало на своем веку. В 1586 году здесь с почетом встречали Антиохийского патриарха Иоакима, в самый канун учреждения патриаршества в России. Оттого встреча была особенно важной и торжественной. Вероятно, не обошлось без участия Богоявленской церкви – по крайней мере, звонили ее колокола, и духовенство выходило встречать высокого гостя на его пути в Кремль. Уже в 1589 году в России появился собственный патриарх, а дальше грянула Смута. И в 1606 году через Дорогомилово проехала в Кремль Марина Мнишек со свитой, причем для ее встречи были построены первые в Москве деревянные Триумфальные ворота – не при Петре I, как гласит расхожее мнение. А в июне 1635 году в Дорогомилове встречали останки царя Василия Шуйского. Эта встреча была еще одним последствием Смутного времени: несчастный «народный» царь, сверженный с престола, был захвачен полякам и увезен в Польшу; его везли в Варшаву как побежденного правителя вслед за колесницей польского короля Сигизмунда, намекая этим на поражение России. Шуйский так и умер в плену. А когда Россия победила и с Польшей был заключен мир, царь Михаил Федорович просил польского короля отдать останки Шуйского. Конечно, полякам было лестно иметь у себя могилу пленного русского царя, но пришлось согласиться. Гроб с прахом Шуйского встречали в Дорогомилове бояре и дворяне, и вероятно, что духовенство Богоявленского храма тоже принимало участие в этом печальном торжестве.

Петровская эпоха изменила судьбу старого Дорогомилова. После перенесения столицы в Петербург Смоленская дорога стала менее оживленной, хотя ямщики продолжали нести свою службу и возить почту. Вольности в Дорогомилове кончились после создания Камер-Коллежского вала в 1742 году. Дорогомилово оказалось за его чертой, и на местных ямщиков возложили городские и полицейские повинности, обязали их к несению воинской службы и к уплате налогов, потихоньку прибирая их пахотные земли. Эра ямщиков стала закатываться при Екатерине II, когда было создано Главное управление почтовых дел, вместо ямов учредили почтовые станции, а почтовых служащих набирали по вольному найму. Ямщики перестали существовать как сословие, но еще оставались чисто транспортным средством, по-прежнему гоняя по русским дорогам, перевозя пассажиров да большие грузы.

В 1771 году страшная эпидемия чумы не обошла Дорогомилово стороной. И церковь Богоявления оказалась запечатанной по причине смерти ее духовенства. Но храм и прихожане оправились быстро, ибо уже в 1773 году здесь проводились веселые народные гуляния на масленицу, Семик и Троицу, куда не раз наведывалась государыня полюбоваться на девичьи хороводы. Гуляния начинались строго после трезвона колоколов Богоявленского храма, знаменовавшего конец богослужения. Вместе с народом праздновали и священники, но потом им это запретили: по указу Синода священники давали особую подписку не выходить «на гульбища».

С конца XVIII века стал меняться приход Богоявленского храма: на смену ямщикам, уходившим в посадские люди или возвращавшимся на родину, приходили «всяких чинов» люди. Тогда сложилась еще одна характерная черта Дорогомилова – здесь традиционно селились бедные или небогатые обыватели, крестьяне, солдаты, унтер-офицеры, купцы, мещане, занимавшиеся извозом, огородничеством, мелкой торговлей и ремеслами. Интеллигенции здесь никогда не было (в отличие от наших дней), и это сильно сказалось в последующие времена. Здесь селилось простонародье, но не пролетариат. (Не случайно многие прихожане Богоявленского храма трагически погибли на Ходынском поле в 1896 году, о чем власти уведомили духовенство.).

Но до того перевернулась еще одна великая и трагическая страница в истории Дорогомилова. Через его заставу сентябрьской ночью 1812 года оставляла Москву русская армия. Все храмы, в том числе и Богоявленский, были открыты настежь, на папертях стояли священники в полном облачении и со святыми дарами в руках, благословляющие воинов. По Смоленской дороге входили войска Наполеона. По преданию, на Поклонной горе французский император молвил: «Так вот он, этот знаменитый город! Давно пора!» – и велел дать по Москве несколько устрашающих холостых залпов, чтобы поторопить москвичей с ключами. И будто бы один французский офицер, желавший выслужиться, привел ему нескольких русских бродяг, выдав их за депутацию, но Наполеон распознал обман. Не дождавшись ключей, завоеватель расположился на ночь в Дорогомилове.

В период вражеского нашествия Богоявленский храм обгорел и частично порушился. А в 1818 году его настоятель, отец Димитрий Литвенский, был награжден наперсным крестом, как и другие отличившиеся в Отечественной войне священники. Согласно уставу такими крестами награждалось «духовенство, призывавшее перед алтарем Всевышнего теплыми молитвами своими благословение Божие на всероссийское оружие и воинство и примерами благочестия ободрявшее народ к единодушию и твердости». Таким же крестом был награжден настоятель домового университетского храма отец Иона, который спас церковную утварь и первым отслужил молебен в Страстном монастыре после ухода армии Наполеона из Москвы. Видимо, велика была роль и священника Дорогомиловского храма, раз он удостоился такой награды.

Вскоре после Наполеона Дорогомилово посетила новая беда – холерная эпидемия 1830 года. Считается, что в благодарность за избавление от нее в Богоявленском храме в 1835 году появился второй придел в честь иконы Богоматери «Утоли моя печали».

История не очень баловала Дорогомилово. Жизнь ямской слободы была тихой, окраинной, не преисполненной великих исторических событий. Прихожанами храма были обыкновенные люди, ямщики, купцы да мещане, но как гласит местное предание, истинное чудо случилось в Дорогомилове во времена святителя митрополита Филарета. Тогда прихожанин Богоявленской церкви купец Хухриков (забавная фамилия была дана ему за необычную прическу) держал в том же приходе винную лавку, где поставил небольшую икону святителя Николая Чудотворца. Вдруг от нее получила исцеление одна женщина. Слух о том чуде пролетел по всему Дорогомилову, и в лавку повалил народ, ставя перед образом свечи, а перед входом в лавку снимая шапки. В общем, почести оказывались неподобающие кабаку, о событии доложили святителю Филарету, и тот велел перенести икону в Чудов монастырь, что и было исполнено. Утром икона снова оказалась в лавке на прежнем месте, после чего в Дорогомилово началось настоящее паломничество. Святитель Филарет вновь велел перенести образ в Чудов, и вновь наутро он оказался в лавке. Тогда святитель с духовенством прибыл в лавку, сам поднял икону и с крестным ходом перенес ее в Кремль, где она и осталась.

А в истории Богоявленского храма главная эпоха была впереди.

«Тихая пристань» 

Великий 1861 год был торжественно отпразднован и в Дорогомилове. Благодарные ямщики, выходцы из крестьян, да и другие обыватели, в честь отмены крепостного права основали в своем приходском храме придел во имя преподобного Сергия Радонежского, небесного покровителя России. Чуть позднее появился еще один придел – во имя святителя Тихона Задонского, его святые мощи были прославлены в том же эпохальном 1861 году. Так скромный дорогомиловский храм стал своеобразным памятником русской свободы.

Отмена крепостного права изменила его судьбу. Крестьяне хлынули в город на всевозможные заработки, и численность прихожан Богоявленского храма колоссально возросла за счет пришлых рабочих людей. Дело в том, что земля в этой местности гораздо дешевле, чем в прочих районах Москвы, оттого в Дорогомилове появилось множество фабрик, заводов и всяких заведений. Так что храм, рассчитанный на 800 человек, не вмещал в себя всех желающих. С другой стороны, это было отрадным явлением: храм Богоявления всегда строился и поновлялся за счет своих прихожан, и деньги на его строительство они собирали с усердием. Дорогомиловцы всегда были спокойными и богомольными людьми, крайне устойчивыми к революционным идеям, что и раскрылось в грозные годы русской истории.

Тесный храм сначала пытались расширить за счет приделов и мелких перестроек. А в 1874 году решили возвести новую колокольню по проекту архитектора Н.В. Никитина, построившего церковь Казанской иконы у Калужских ворот, где теперь стоит памятная часовня. Многие дорогомиловцы были против, один даже возмущенно указывал, что старая колокольня будто бы имела на себе след от французского снаряда времен Отечественной войны. Колокольню все же построили, а дальше произошло событие, определившее все последующие: в 1895 году власти решил строить в Дорогомилове Брянский (Киевский) вокзал.

Это было не только концом дорогомиловских ямщиков, которые подались в простые городские извозчики. Дело было в том, что около вокзала всегда складывалась многолюдная, заселенная и оживленная местность, а главное, вокзал имел массу рабочих и служащих, так что и без того тесный Богоявленский храм ожидал огромный приток новых прихожан.

В марте 1898 году духовенство и прихожане решили построить новый просторный храм, для чего собрали более 150 тысяч рублей. Уже в сентябре состоялась его торжественная закладка по проекту молодого и талантливого архитектора В.Е. Сретенского. Проект предполагал поглощение одним храмом другого: прежняя церковь теперь становилась трапезной нового храма. И дорогомиловская печать «бедности и простоты» не тронула этот храм. Он получился поистине неожиданным и уникальным, хотя архитектор рано умер и не успел довести работу до конца.

Во-первых, новый храм был построен в византийском стиле, продолжая архитектурную традицию храма Христа Спасителя. Ученые считают, что это было следствием глубокого изучения архитектуры Греции, Константинополя и вообще православного Востока, которое только начиналось во времена архитектора К. Тона. Главное, византийский стиль церковной архитекторы был подобающим для Москвы как для древней религиозной столицы России. Примечательно, что первым «византийским» храмом и был храм Казанской иконы у Калужских ворот, возведенный тем же архитектором Никитиным, что строил и колокольню старого Богоявленского храма в Дорогомилове. Позднее появился подобный византийский храм Димитрия Прилуцкого на Девичьем поле.

Новый Богоявленский храм поначалу предполагался о пяти главах, но потом план изменили, и он вышел одноглавым, с равноконечным греческим крестом в плане и стенами с полосатой кладкой. Этот храм среди других «византийских» был выдержан в самых строгих, консервативных «дорогомиловских» канонах.

Во-вторых, он был построен по образу храма Христа Спасителя (отсюда предполагавшееся пятиглавие) и стал вторым после него в Москве по величине и вместимости: он был рассчитан на 10 тысяч человек. Газетные критики нападали на Богоявленский храм, считая недопустимым строить в бедной окраине колоссальную церковь и обвиняли строителей в гордыне и похвальбе. Дело дошло до того, что Императорская археологическая комиссия запросила Московскую духовную консисторию о справедливости газетных слухов. В ответ члены строительной комиссии по возведению храма подали в суд о защите от газетной клеветы.

Действительно, загадка. Почему здесь, в бедном ямщицко-вокзальном Дорогомилове появился грандиозный собор, вторивший кафедральному храму Христа Спасителя? Кажется, лучшую трактовку дала единственный историк Богоявленского храма Татьяна Крылова. Она объяснила это повальным отвлечением от Церкви, царившим в годы разгара революционной проповеди, когда жизнь во многих московских храмах замерла, и Церковь медленно предавалась забвению стараниями новых проповедников. Новый грандиозный храм был идеей духовного сплочения чад Православия, с главной целью утвердить национальные святыни и привлечь людей/span обратно в Церковь. Сей испо/sp/panлин возвысился на правом берегу Москвы-реки как символ национального единения перед опасностью безбожия. Это был «простонародный» вариант гениального храма Христа Спасителя, построенный на «трудовые копейки и гроши» дорогомиловских бедняков. Кто бы знал тогда, чем обернется для Богоявленского храма это сходство!

Один из самых трагических храмов Москвы, Богоявленский собор, спасал от революции множество человеческих душ. Кажется, что неслучайно именно храм Христа Спасителя был выбран за образец – как истинный символ русской веры и национальной идеи, рожденной в лоне Православия, как духовный ориентир России, знаменовавший национальное и историческое бытие русского народа под сенью Православной Церкви. И если человек, вошедший в «византийский» храм, обычно «чувствовал себя в Константинополе», то богомолец, переступивший порог Богоявленского храма, осознавал себя в России. Роспись стен была исполнена по образцам Васнецова и Нестерова и копировала росписи Владимирского собора в Киеве. В иконостас перенесли древние иконы из старого храма, а также сделали новые, в васнецовском стиле. Многие иконы были исполнены мастерами-иконописцами Палеха. Позднее в него перенесли список с чудотворной Курской-Коренной иконы Божией Матери. В 1898 году от этой иконы было явлено новое великое чудо. Тогда злоумышленники из революционных побуждений решили взорвать эту икону и подложили снаряд. Он разорвался, повредив стену собора, чугунную лесенку и киот, но сама икона осталась невредима. После этого дорогомиловцы захотели иметь ее список, а само чудо словно подтверждало идею Богоявленского храма.

29 сентября 1908 года будущий священномученик митрополит Владимир (Богоявленский) освятил новый храм, а последний готовый придел «Утоли моя печали» в 1910 году освящал епископ Трифон (Туркестанов). Так в бедном Дорогомилове сопротивлялись безбожию и революции. О том свидетельствуют и традиции. Еще в старом храме в 1890 году был учрежден крестный ход в память спасения царской семьи при крушении поезда под станцией Борки. О том просили прихожане, чтобы память об этом чуде не иссякала. Продолжил дорогомиловские традиции и новый храм. Дорогомилово, в отличие от левобережной Пресни, не приняло революцию 1905 года и не участвовало в ней, прислушавшись к призыву митрополита Владимира, осудившего насилие и кровопролитие. Более того, 16 октября 1905 года в Богоявленском соборе совершили молебствие о прекращении смуты и междоусобиц: это случилось ровно за день до опубликования знаменитого Манифеста 17 октября. Иначе как чудом это назвать нельзя.

В грозном 1914 году Богоявленский храм посетила Боголюбская икона из часовни, ранее побывавшая в стенах старого храма, когда перед ней молились об избавлении от грозившей холерной эпидемии. Теперь ее встречали с крестным ходом и отнесли к Дорогомиловской заставе, где при огромном стечении народа был отслужен молебен о даровании победы над врагами. Молились в Дорогомилове и накануне открытия Всероссийского Поместного Собора в 1917 году, возобновившем патриаршество.

Были в храме и собственно церковные традиции. На Великий пост в нем всегда было много причастников, а на престольный праздник прихожанам раздавали крещенскую воду, разлитую в маленькие металлические сосуды. Духовенство храма участвовало в просвещении народа, действительно оттягивая людей от революции. По воскресеньям здесь проводили беседы о ветхозаветных и евангельских событиях, о русской истории, объясняли закон Божий, рассказывали о праздниках и житиях святых, о священных древностях Москвы… Как важно это было для неграмотных! Еще здесь было разрешено общее народное пение известных молитв. До 800 человек приходили в храм вместе петь молитвы. А хор Богоявленского собора ставили в один ряд со знаменитым хором Чудовского монастыря.

Еще при храме было учреждено церковно-приходское попечительство, причем по уставу помощь не оказывалась пьяным. И вот почему. Священники храма возглавили в Дорогомилове движение Общества трезвости после того, как государство в конце XIX века объявило винную монополию: производство и продажа спиртного перешла в ведение казны, а Д.И. Менделеев создал рецепт качественной ржаной водки, значительно уменьшившей количество отравлений. Но главной задачей общественности было отвлечение людей от всякой водки, взамен которой им предлагали чайные, читальни-библиотеки, театры и школы. Для того были созданы Попечительства о народной трезвости, которые в свою очередь учреждали районные народные дома. В 1900 году был открыт Дорогомиловский народный дом под наставничеством настоятеля Богоявленского храма протоиерея Николая Михайловского, в котором его священники устраивали разнообразные чтения для рабочих. Председателем же Дорогомиловского общества трезвости в начале ХХ века состоял отец Алексий Мечёв. Можно представить уровень работы, проводимой этими пастырями.

Но богатые по-прежнему не жаловали Дорогомилово, и не только из-за простого контингента жителей, но и по причине частых наводнений. Ведь тут не было такого Отводного канала, какой устроили в Замоскворечье, и «плавало» Дорогомилово изрядно. Особенно кошмарным было наводнение 1908 года, когда поплыла вся центральная прибрежная Москва: в той воде погибло монументальное полотно «На Куликовом поле» художника Малютина, создателя русской матрешки, который жил в доме Перцова на Пречистенской набережной. Дорогомилово же оказалось вовсе отрезано от города, и передвигались люди только на лодках. Главное, что бедствие случилось утром в Страстную пятницу! И в тот день в Богоявленском храме ко всеобщей горести не было богослужений. Вода продержалась до вечера первого дня Пасхи, но, по всей видимости, пасхальные богослужения состоялись.

Продолжал участвовать храм и в жизни Москвы. 1 сентября 1910 года в преддверии столетия Отечественной войны и в честь создания музея 1812 года из Москвы к «Кутузовской избе» в Филях отправился крестный ход. По дороге он сделал остановку на Дорогомиловской заставе, где праздничную процессию встречали духовенство Богоявленского храма и, отслужив в нем литию, присоединилось к ходу с храмовыми иконами и хоругвями. А в августе 1912 года духовенство этого храма освящало мемориальный Бородинский мост, созданный к юбилею по проекту архитектора Р.И. Клейна в стиле русского классицизма начала XIX века. В те годы Большая Дорогомиловская едва не была переименована в улицу фельдмаршала князя Кутузова-Смоленского – такие переименования случались и в дореволюционной Москве. Вопрос долго обсуждался в Московской думе, но древнее название было сохранено.

К 1912 году население Дорогомилова достигло 100 тысяч жителей. Его храму еще предстояло исполнить свою великую миссию в истории и судьбе России: Богоявленскому храму, построенному по образу храма Христа Спасителя, суждено было стать его преемником.

Безбожная пятилетка

      На дорогомиловский храм нападали как до революции, так и после. Уже в марте 1917 года пронесся очередной газетный слух, будто бы в подклетях Богоявленского храма спрятаны немереные запасы продовольствия. Прихожане теперь держались независимо от власть предержащих – дали интересующимся осмотреть храм и заодно квартиру настоятеля. А когда пробил час Октябрьской революции, стойкость стала делом чести и выживания. Уже 19 февраля 1918 года здесь прошла панихида по убиенному митрополиту Владимиру (Богоявленскому), некогда освящавшему этот храм. 

В 1920 году непокорные прихожане Богоявленского храма выступили против решения властей о закрытии Троице-Сергиевой лавры и переноса святых мощей преподобного Сергия в музей, поддержав протест патриарха Тихона. Дорогомиловцы собрали 650 подписей под обращением: «Мы, прихожане храма Богоявления… ходатайствуем перед надлежащими властями об оставлении в неприкосновенности всех святынь Троице-Сергиевой лавры, в особенности св. мощей преподобного Сергия Радонежского и всею душою присоединяемся к протесту перед ВЦИК духовного отца нашего патриарха Тихона». 

Все это крайне раздражало власть, но первая гроза грянула во время изъятии ценностей. В числе прочих пропагандистских мер в марте 1922 года на Брянском вокзале был открыт агитпункт для сбора «откликов трудящихся» по поводу изъятия. Все это были жалкие демагогические попытки прикрыть преступный грабеж революционной, не менее преступной «волей трудового народа». 

Изъятие спровоцировало подлинный бунт, наподобие древних московских восстаний, и даже с набатом. К чести дорогомиловцев, единодушие не покидало их. Изъятие проходило 5 апреля (по другим данным 7 апреля, то есть в Благовещение) 1922 года. Кощунственность мероприятия усиливалась еще и тем, что это была 6-я неделя Великого поста, канун Страстной седмицы. Так что прихожане защищали свой храм, как на войне. Члены комиссии по изъятию явились в Богоявленскую церковь в конце утренней службы. Заметив их, кто-то из прихожан намеренно остался в храме, а кто-то успел забраться на колокольню и ударить в набат. Наружная охрана спохватилась поздно: пока снимали звонарей, успела собраться трехтысячная толпа. Тем временем священник Сергий Зерцалов пытался спасти ценную утварь и иконы, спрятав их под престол в алтаре. Когда начались волнения, духовенство вышло из храма, чтобы успокоить народ, но народ не успокоился. В охрану летели камни, ранившие курсантов, а потом из толпы раздались выстрелы. Тогда была спешно вызвана кавалерия, которая разогнала народ, и из храма изъяли серебра весом более 14 пудов. (Кстати, после этого происшествия власти ужесточили меры, стали особо охранять колокольни, и за допущение набатного звона караульные подлежали трибуналу.) 

Светлую Пасху праздновал ограбленный храм, два священника которого были арестованы, а третий болен. Арестованные предстали перед судом за то, что не разъяснили пастве смысл изъятия и пытались укрыть часть церковного имущества. Настоятель, отец Николай Михайловский, обвинялся и в том, что зачитывал с амвона послание патриарха Тихона по поводу изъятия. Но учитывая то, что священники пытались успокоить толпу, их освободили. Вот какие испытания выпали на долю верных. После изъятия прихожане подали прошение о разрешении отреставрировать старинные иконы, оставшиеся без риз. 

В 1930 году, словно в утешение, в Богоявленский собор была перенесена Казанская икона Богоматери из закрытого собора на Красной площади – та самая, что была с воинством Минина и Пожарского в 1612 году. Далее версии ученых расходятся: одни считают, что после закрытия и сноса Богоявленского собора икона пропала или затерялась где-то в музейных запасниках. Другие полагают, что она была перенесена в елоховский Богоявленский собор вместе с кафедрой первосвятителя. 

После смерти святителя Тихона в 1925 году местоблюстителем патриаршего престола стал митрополит Петр (Полянский), а его заместителем до 1936 года – митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), исполнявший обязанности местоблюстителя после ареста митрополита Петра. Поскольку к тому времени Успенский собор в Кремле закрыли, а храм Христа Спасителя захватили обновленцы, кафедра местоблюстителя была перенесена в Богоявленский храм в Дорогомилово. Почему митрополит Сергий выбрал этот храм? Историк Татьяна Крылова объясняет это так: он строился по образу храма Христа Спасителя, был вторым после него по величине и размерам, так что вполне подходил для этой миссии. К тому же у него сложилась твердая паства, крестьянского происхождения, любившая свой храм, не запятнанная участием в революциях и не склонявшаяся к обновленцам. 

Считается, что официально кафедра была перенесена в 1931 году после разрушения храма Христа Спасителя, и на следующий год ключарем Богоявленского собора был назначен протоиерей Александр Лебедев, соблюдавший все тонкости богослужения и произносивший великолепные проповеди. Другие называют более раннюю дату – вторую половину 1920-х годов, поскольку уже тогда в дорогомиловском храме стали совершаться архиерейские богослужения. 

В 1927 году Богоявленский храм сняли с учета, вычеркнув его из списков памятников церковной архитектуры под обычным революционным предлогом – «художественной ценности не представляет», поэтому перед его сносом не было сделано фотографий. Первые слухи о сносе храма поползли в 1928 году – за 10 лет до его гибели. В 1929 году рабочие ходатайствовали о закрытии храма и передаче его под клуб, но тогда их ходатайство было отклонено. И в эти 10 лет храм прожил самую полноценную эпоху своей истории. Вплоть до его закрытия здесь проходили все важнейшие события, службы и торжества Русской Православной Церкви, хотя некоторые историки считают, что в то время едва ли не равным центром стал елоховский собор, близ которого находилась резиденция митрополита Сергия. 

Однако все главные богослужения проходили в дорогомиловском соборе. 9 апреля 1931 года в Великий четверг митрополит Сергий отслужил в нем с сонмом духовенства Божественную литургию, а после нее совершил чин омовения ног, позднее отмененный. В апреле 1934 года Священный Синод решил предоставить заместителю местоблюстителя Сергию столичную кафедру – он стал митрополитом Московским и Коломенским. И 2 мая в кафедральном Богоявленском соборе им была совершена Божественная литургия. Перед ее началом Блаженнейшего митрополита Московского Сергия встречали 20 епископов, сонм клириков и московская паства. Все это слепило черный глаз властей, уготавливавших конец непокорному храму. 

В те же годы с Богоявленским собором была связана жизнь еще одного будущего русского патриарха – Пимена. В 1928 году юный монах Пимен, которому тогда было всего 18 лет, возглавил в Богоявленском соборе удивительный хор, словно в наследование его дореволюционных традиций. Хор, в праздники насчитывавший до 70 человек, отличался единством тембров: говорили, что это хор, который не мешает молиться. Один священник, служивший тогда в Богоявленском храме, потрясенный неземным пением хора, упал в алтаре на колени и плакал, вспомнив слова, которые послы святого князя Владимира, отправленные на поиск веры для Руси, сказали ему о православном храме: «Мы не знали, где мы были, на земле или на небе». 

А 16 июля 1930 году в Богоявленском соборе архиепископ Звенигородский Филипп (Гумилевский), управлявший тогда московской епархией, рукоположил монаха Пимена во иеродиакона и всего лишь через полгода, 25 января 1931 года, – во иеромонаха. И он несколько лет нес послушание регента кафедрального Богоявленского собора в Дорогомилове. Бог явил ему чудо: еще в детстве его глубоко верующая мать вручила дитя молитвенному предстательству Пресвятой Богородицы – перед Владимирской иконой, очень чтимой в их доме. И в праздник Владимирской иконы, 3 июня 1971 года, состоялась интронизация патриарха Пимена в Богоявленском соборе в Елохово. А судьба архиепископа Филиппа оказалась трагичной: пройдя многие мучения, он умер в лазарете ивановской тюрьмы. 

В 1930-е годы на Страстной неделе Богоявленский храм посетил Н.В. Устрялов, дореволюционный общественный деятель, кадет, издавший в 1918 году совместно с Н.А. Бердяевым и П.Б. Струве знаменитый сборник «Накануне», а потом и не менее знаменитый сборник «Смена вех». Он вернулся из эмиграции в 1935 году – за два года до своего расстрела. Это было его первое посещение Богоявленского храма, и оно оставило в нем большую грусть: «Знакомые напевы, воскрешающие былое, от самых ранних детских лет. Приятный хор, благообразная внешность помещения. Только вот ладан без запаха ладана – так, дымок… Публика – обычная, московская. Думается, эти люди, – по крайней мере, в большинстве, – красный праздник 1 мая считают не менее своим праздником, нежели старую, добрую Пасху». Проведя долгие годы в эмиграции, он не знал драматичную историю дорогомиловского храма. 

Между тем тучи над Богоявленским собором сгущались. После сноса храма Христа Спасителя на очереди был его преемник. В 1932 году Союз воинствующих безбожников объявил свою «безбожную пятилетку» – программу мероприятий по искоренению религии в СССР, рассчитанную на пять лет. Крайне показателен этот план и для тех, кто ныне забвенно отрицает советские гонения на Церковь. На первый год планировалось добиться закрытия всех духовных школ и лишить священнослужителей продовольственных карточек; на второй – провести массовое закрытие храмов и запретить изготовление церковной утвари; на третий – выслать всех служителей культа «за границу», на четвертый – закрыть оставшиеся храмы всех религий; и в пятый год «закрепить достигнутые успехи». Богоявленский собор продержался на год больше. 

В конце 1936 года в Патриархию поступили сведения о смерти местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра. В декабре того года титул патриаршего местоблюстителя был передан митрополиту Сергию, а в январе 1937 года по митрополиту Петру отслужена была панихида в Богоявленском соборе. В тот же год освободился из лагеря епископ Николай (Могилевский), который стал духовником митрополита Сергия и, часто приезжая в Москву, тоже служил в Богоявленском соборе. 

Собор доживал свои последние месяцы. В декабре 1937 года – года «закрепления достигнутых успехов» – было арестовано все духовенство Богоявленского храма, в том числе настоятель протоиерей Василий Ягодин, отмеченный наградами от Святейшего патриарха Тихона, и священник Александр Буравцев. Обвинение состояло в следующем. На отца Василия поступил донос, будто он связан с высшими офицерами царской армии и усиленно старается привлечь советскую молодежь в храм, чтобы воспитывать ее в духе христианской истины. Отца Александра обвинили в участии в контрреволюционной монархической организации церковников и в антисоветской агитации по поводу голода и непосильного труда в СССР. 22 декабря 1937 года оба священника были расстреляны и погребены в общей могиле на полигоне Бутово. В 2000 году Русская Православная Церковь причислила их к лику святых. 

А в 1938 году настал черед Богоявленского собора. Его ненавидели, как и храм Христа Спасителя, и снесли его под тем же предлогом, чтобы освободить место для нового социалистического строительства. Только если место храма Христа должен быть занять идеологический истукан, то на месте кафедрального Богоявленского собора планировалось образцовое жилищное строительство. 

     И последняя трагическая параллель их судеб. Храм Христа Спасителя долго не сдавался и был разрушен с третьей попытки. Набившие руку взрыватели оценили и стены дорогомиловского собора, применив какую-то особую взрывчатку. Богоявленский храм погиб в сентябре 1938 года. На его месте был выстроен «генеральский» дом, на углу Большой Дорогомиловской улицы и 2-го Брянского переулка, от которого началась дальнейшая застройка Дорогомилова. Этот дом имеет срезанный угол, который находится точно на месте алтаря. 

После дорогомиловского собора кафедра не сразу была перенесена в елоховский собор. По мнению Татьяны Крыловой, кафедральным недолго был Преображенский собор на одноименной площади, который очень любил митрополит Сергий. А потом им стал собор в Елохово, освященный, как и его предшественник, в честь Богоявления Господня.